AVD/Dea 1/43 - Люди в белых халатах - Припятские зарисовки 17

Место действия г. Припять.

В Припяти в ту трагическую ночь по «Скорой помощи» дежурили диспетчер Л. Н. Мосленцова, врач В. П. Белоконь и фельдшер А. И. Скачек. В приемном покое дежурили медсестра В. И. Кудрина и санитарка Г. И. Дедовец.

Вспоминает Валентин Петрович Белоконь, врач «Скорой помощи» медико санитарной части города Припять: 
         «Двадцать пятого апреля в двадцать часов я заступил на дежурство. На Припяти работает одна бригада «Скорой помощи» — врач и фельдшер. А машин «скорых» у нас всего шесть. 
         Когда было много вызовов, мы разделялись: фельдшер гонял к «хроникам» — если надо сделать укол, а врач — на сложные случаи и детские. В то дежурство работали мы раздельно, вроде бы двумя бригадами: фельдшер Саша Скачок и я. Диспетчером была Маснецова. И вот с этих восьми часов вечера как-то все поехало, понеслось с удивительной быстротой. Нет, вначале все спокойно было на атомной станции, но неспокойно по городу. Я ездил все время, практически не выходил из машины.

Момент взрыва на Чаэс, из воспоминаний В. П. Белоконя.

Когда мы возвращались к себе в больницу — а ехали мы с водителем Анатолием Гумаровым, он осетин, ему лет тридцать, — мы увидели ТО. Как это было? Ночью едем, город пустой, спит, я рядом с водителем. Вижу две вспышки со стороны Припяти, мы сначала не поняли, что с атомной. Мы ехали по Курчатова, когда увидели вспышки. Подумали, что это зарницы. Потому что крутом дома, мы атомной станции не видели. Только вспышки. Как молнии, может, чуть больше, чем молния. Грохота мы не услыхали. Мотор работал. Потом на блоке нам сказали, что жахнуло здорово. И наша диспетчер слыхала взрыв. Один, а потом второй сразу же. Толя еще сказал: «Зарницы не зарницы, не пойму». Он сам охотник, поэтому его немножко смутило. Ночь была тихая, звездная, ничего такого…

Место действия МСЧ 126 г. Припять.

Из воспоминаний В. П. Белоконя:

Когда приехали в медсанчасть, диспетчер говорит, что был вызов. Мы приехали в час тридцать пять минут. Поступил вызов на атомную, и фельдшер Саша Скачок уехал на АЭС. Я спросил у диспетчера: "Кто звонил, что за пожар?" Она толком не сказала ничего - надо мне ехать, не надо. Ну и решили от Саши дождаться информации. В час сорок - сорок две перезвонил Саша, сказал, что пожар, есть обожженные, нужен врач. Он был взволнован, никаких подробностей, и повесил трубку. Я взял сумку, взял наркотики, потому что есть обожженные, сказал диспетчеру, чтобы связалась с начальником медсанчасти. Взял с собой еще две машины пустых, а сам поехал с Гумаровым.
До атомной хода "рафиком" - минут семь - десять по прямой.
Мы выехали той дорогой, которая идет на Киев, а потом повернули налево на станцию. Вот там я и встретил Сашу Скачка - он ехал навстречу нам в медсанчасть, но "рафик" его был с маяком включенным, и я не стал их останавливать, потому что раз с маяком - случай неординарный. Мы поехали дальше на станцию.

Место действия Третье ГУ Мин. Здрава СССР.

Сообщение о катастрофе на ЧАЭС было получено Третьим ГУ МЗ СССР непосредственно из медико-санитарной части (МСЧ-126) г. Припяти. В 4 ч 15 мин 26 апреля 1986 г. от дежурного по Третьему ГУ информация о случившемся (авария, пожар, пострадавшие от тепловых ожогов, не исключены лучевые поражения) была передана в клинический отдел Института биофизики (ИБФ) г. Москвы – специализированного учреждения для оказания медицинской помощи при облучениях. Подавляющее большинство сведений по клиническим наблюдениям болезней с различной лучевой патологией на тот момент было сконцентрировано здесь. Также здесь работали аварийные бригады, укомплектованные специалистами и необходимым оборудованием для проведения радиационно-гигиенического и клинического анализов сложившейся обстановки на месте.

В 5 ч 45 мин 26 апреля 1986 г. одна из таких бригад была собрана в клинике ИБФ и в 16 ч того же дня самолетом прибыла в
МСЧ-126 г. Припяти. Примечательно, что из-за отсутствия какой-либо информации до прибытия на место медики считали свою командировку тренировочной. несмотря на то, что организационный механизм оказания доврачебной помощи при авариях на АЭС был определен соответствующими инструкциями достаточно четко, МСЧ-126 оказалась
в организационном и материальном отношениях неподготовленной.
(Источник: "Организация медикосанитарной помощи персоналу ЧАЭС
и жителям близлежащих населенных пунктов")

Место действия МСЧ 126 г. Припять.

Не дождавшись врача, фельдшер Скачек повёз первую партию пострадавших в медсанчасть № 126 г. Припять. Через 40 минут после взрыва в медсанчасть поступили первые 7 пострадавших, в 4 часа 30 минут – 36, а к 10 часам утра – 98 человек. «Чернобыльцев» принимали Г. Н. Шиховцов, А. П. Ильясов и Л. М. Чухнов. Прибыла заведующая терапевтическим отделением Н. Ф. Мальцева. В работу по обработке больных включились хирурги А. М. Бень, В. В. Мироненко, травматологи М. Г. Нуриахмедов, М. И. Беличенко, хирургическая сестра М. А. Бойко. За подмогой по квартирам медиков отправили санитарку. Но многих не оказалось дома: ведь была суббота, и люди разъехались по дачам.

Место действия ЧАЭС.

Из воспоминаний В. П. Белоконя.

Ворота, стоит охрана, нас прапорщик встретил: "Куда едете?" - "На пожар". - "А почему без спецодежды?" - "А я откуда знал, что спецодежда нужна будет?" Я без информации. В одном халате был, апрельский вечер, тепло ночью, даже без чепчика, без ничего. Мы заехали, я с Кибенком встретился.
Когда с Кибенком разговаривал, спросил у него: "Есть обожженные?" Он говорит: "Обожженных нет. Но ситуация не совсем ясна. Что-то моих хлопцев немножко подташнивает ".
Пожар фактически уже не был виден, он как-то по трубе полз. Перекрытие рухнуло, кровля...
Мы беседовали с Кибенком прямо у энергоблока, где пожарные стояли. Правик, Кибенок - они тогда двумя машинами подъехали. Правик выскочил, но ко мне не подходил, а Кибенок был возбужденный немного, взвинченный.


Сделаем небольшое отступление. Вдохновение на большинство своих работ я черпаю из воспоминаний ликвидаторов, фотографий или кадров кинохроники. Прочитав несколько лет назад воспоминания Белоконя захотелось как-то отразить в своих работах и технику медработников. Ну а какой самый известный автомобиль "скорой помощи" периода аварии? Конечно " Раф"2203. Осталось только найти документальное подтверждение его наличия в МСЧ-126 на период апреля 1986 г. И вот пожалуйста, выложили фотографию в одной из тематических групп.

 


И опять полез я бороздить по фото поля ПВРЛО "Рассоха" в поисках стоянки автомобилей "РАФ". Нашёл.

  
И стало как-то грустно. Опять делать раздолбанный остов? Ну уж нет. Душа требовала трагизма, какого то действия, а не статики. И вновь помог случай...


Место действия ЧАЭС.
Из воспоминаний В. П. Белоконя.

Двери здравпункта были заколочены...
Позвонил в центральный щит управления. Спрашиваю: "Какая обстановка?" - "Обстановка неясная, оставайтесь на месте, оказывайте помощь, если надо". Потом позвонил к себе в медсанчасть. Там уже был замначальника Печерица Владимир Александрович.
Я сказал Печерице, что видел пожар, видел обрушенную кровлю на четвертом энергоблоке. Это было что-то около двух часов ночи.

И буквально тут же ко мне подошли трое, по-моему командированные, привели парня лет восемнадцати. Парень жаловался на тошноту, резкие головные боли, рвота у него началась. Они работали на третьем блоке и, кажется, зашли на четвертый... 

Завел его в салон "скорой". В вестибюле нет ничего, там даже посадить не на что, только два автомата с газированной водой, а здравпункт закрыт. А он "заплывает" у меня на глазах, хотя и возбужден, и в то же время такие симптомы - спутанная психика, не может говорить, начал как-то заплетаться, вроде принял хорошую дозу спиртного, но ни запаха, ничего... Бледный. А те, что выбежали из блока, только восклицали: "Ужас, ужас". Психика у них была уже нарушена. Потом ребята сказали, что приборы зашкаливают. Но это позже было.

Этому парню сделал я реланиум, аминазин, что-то еще, и сразу же, как только я его уколол, еще трое к "скорой помощи" пришли. Трое или четверо из эксплуатации. Все было как по заученному тексту: головная боль, с той же симптоматикой - заложенность в горле, сухость, тошнота, рвота. Я сделал им реланиум, я один был, без фельдшера, и - сразу их в машину и отправил в Припять с Толей Гумаровым.
А сам снова звоню Печерице, говорю - так и так. Такая симптоматика.
- А он не сказал, что сейчас же посылает вам помощь?
- Нет. Не сказал он... Как только я этих отправил, ребята привели ко мне пожарных. Несколько человек. Они буквально на ногах не стояли. Я чисто симптоматическое лечение применял: реланиум, аминазин, чтобы психику немножко "убрать", боли...

Место действия МСЧ-126 г. Припять.

Вспоминает старший фельдшер Т. А. Марчулайте

«Я увидела диспетчера «Скорой» Мосленцову. Она стояла, и слезы буквально текли из ее глаз. В отделении стоял какой-то рев. У привезенных со станции открылась сильная рвота. Им требовалась срочная помощь, а медицинских работников не хватало. Здесь уже были начальник медсанчасти В. А. Леоненко и начмед В. А. Печерица. Удивлялась, что многие поступившие – в военном. Это были пожарные. Лицо одного было багровым, другого – наоборот, белым, как стена, у многих были обожжены лица, руки; некоторых бил озноб...».

Вспоминает Бугарь Александр Алексеевич, хирург

Где-то около 2 часов ночи меня подняли по тревоге — в дверь постучал посыльный и сказал, что всех сотрудников медсанчасти вызывают на работу. Обычно в подобных случаях нас доставляли туда на машине, а тут прозвучало, что добираться надо пешком.

В ординаторской отделения хирургии мой коллега дежурный хирург Валерий Яковлевич Колыванов спросил меня: «Саша, ты в курсе того, что случилось?». Я ответил отрицательно. «Ну, тогда посмотри в окно» — предложил Валерий Яковлевич. Наша ординаторская находилась на 3-м этаже здания медсанчасти, её окна выходили в строну атомной станции. От АЭС до медсанчасти километра полтора — два. С такого расстояния было хорошо видно малинового цвета зарево над станцией. В Полесье очень тёмные ночи — таких я нигде не видел. На фоне абсолютно чёрного неба это свечение выглядело зловеще. Стало понятно, что на АЭС произошло что-то из ряда вон выходящее.

Моя смена в приёмном отделении продолжалась около трёх часов. Мне хорошо запомнился наш первый пациент и те коллеги, которые находились рядом со мною, а то, что происходило позже, смешалось в один клубок времени, и сегодня мне сложно восстановить те события в каком-то чётком хронологическом порядке.


Место действия ЧАЭС.

Из воспоминаний В. П. Белоконя

В шесть часов и я почувствовал першение в горле, головную боль. Понимал ли опасность, боялся ли? Понимал. Боялся. Но когда люди видят, что рядом человек в белом халате, это их успокаивает. Я стоял, как и все, без респиратора, без средств защиты.
- А почему без респиратора?
- А где его взять? Я было кинулся - нигде ничего нет. Я в медсанчасть звоню: "Есть у вас "лепестки"?" - "Нет у нас "лепестков". Ну и все. В маске марлевой работать? Она ничего не дает. В этой ситуации просто нельзя было на попятную идти.

На блоке, когда рассвело, уже не видно было сполохов. Черный дым и черная сажа. Реактор плевался - не все время, а так: дым, дым, а потом - бух! Выброс. Он коптил, но пламени не было.
Пожарные к тому времени спустились оттуда, и один парень сказал: "Пусть он горит синим пламенем, больше туда не полезем". Уже всем понятно было, что с реактором нелады, хотя щит управления так и не дал каких-то конкретных данных. В начале шестого на пожарной машине приехал дозиметрист, не помню, кто и откуда. Он приехал с пожарными, они были с топориками и долбанули дверь какую-то на АБК, забрали что-то в ящиках. Не знаю - то ли одежду защитную, то ли оборудование, погрузили в пожарную машину. У дозиметриста был большой стационарный прибор.
Он говорит: "Как, почему вы здесь стоите без защиты? Тут уровень бешеный, что вы делаете?" Я говорю: "Работаю я здесь".

И снова ненадолго прервемся. В Смоленском музее " Форпост-863" проходила выставка стендовых моделей. На ней я встретил старого знакомого, коллегу по хобби Александра Кольченко. Кстати, врача, будущего светилу медицины, и просто хорошего человека. И в предверии моего дня рождения, сделал он мне подарок - санитарный Рафик, и ненавязчиво скинул фотографию, которая и стала определяющей в композиции этой работы. Вот она:



Место действия ЧАЭС.
Из воспоминаний В. П. Белоконя

Я вышел из АБК, машин моих уже не было. Я еще спросил того дозиметриста: «Куда пошло это облако? На город?» — «Нет, — говорит, в сторону Янова, чуть-чуть стороной наш край зацепило». Ему лет пятьдесят было, он на пожарной машине уехал. А я почувствовал себя плохо.

Потом все-таки приехал Толя Гумаров, за что я ему благодарен. Я к тому времени уже двигался на выход, думал — хоть попрошусь на пожарную машину, чтоб подвезли, пока еще могу передвигаться. Начальная эйфория прошла, появилась слабость в ногах. Пока я был в работе, не замечал этого, а тут началось состояние упадка, давит, распирает, угнетен, и только одна мысль: забиться бы где-то в щель. Ни родных, ничего не вспоминал, хотелось только как-то уединиться, и все. Уйти от всего.

Мы с Толей Гумаровым постояли еще минут пять — семь, ждали: может, кто-то попросит помощи, но никто не обращался. Я сказал пожарным, что еду на базу, в медсанчасть. В случае необходимости пусть вызывают нас. Там больше десятка пожарных машин было.

Место действия МСЧ-126.

Пострадавшие поступали в заражённой одежде и их требовалось переодеть. В приемном покое быстро израсходовали всю одежду и больных стали просто заворачивать в простыни.

В медсанчасти рос уровень радиации. Мобилизованные из Южатомэнергомонтажа женщины постоянно мыли в полы, но производивший замеры дозиметрист повторял: «Моют, моют, а все равно грязно…». Чтобы освободить койки для пострадавших и не подвергать облучению больных, попавших в стационар до катастрофы, их стали отправлять домой прямо в пижамах. Благо, ночь стояла тёплая.

Вспоминает Бугарь А. А.

А дальше начали поступать люди, которые внешне выглядели менее пострадавшими. Им помогали помыться, переодеться. Грязную одежду складывали в полиэтиленовые мешки, а затем относили в подвал — там для этого было оборудовано специальное помещение.

Пока наша смена работала в приёмном отделении, внутри здания МСЧ развернули пункты радиационного контроля. Один из них находился на лестничной площадке между первым и вторым этажами. Я было хотел подняться к себе в хирургическое отделение, но дозиметрист (он был штатным сотрудником АЭС) меня не пропустил: «Идите, доктор, мойтесь!». Я трижды тщательно мылся, и каждый раз после этого менял одежду, но это так и не дало нужного результата. В конце концов дозиметрист понял бесполезность моих усилий и махнул рукой: «Ладно, проходите!». Правда, потребовал, чтобы я снял тапки — они излучали больше всего. Пришлось подниматься в отделение босиком...



В дальнейшем медперсонал МСЧ-126 получит от своих пациентов , их одежды и личных вещей высокие дозы радиации, а сама МСЧ станет самым жутким местом в покинутой людьми Припяти. А подвал с оставленной там одеждой первых пожарных станет именем нарицательным и местом паломничества экстремалов.

Психологически работать медперсоналу приходилось тоже не легко. У пациентов начали сказываться последствия лучевого облучения.

Вспоминает медсестра МСЧ № 126 Джулай Людмила Васильевна.

В соседней с моими палатами - в 6-тиместной - лежал Володя Правик – сын моих друзей. Он вырос у меня на глазах. С его мамой Наталией Ивановной мы в своё время вместе работали в Чернобыльской районной больнице, дружили семьями. А в другой палате находились наш доктор Валентин Петрович Белоконь и водитель скорой помощи Анатолий Гумаров. Это их бригада первой выехала на АЭС. Видеть страдания всех этих людей было очень больно. Тем более, что со многими из них – и с пожарными, и с работниками станции – мы, медики, были знакомы ещё задолго до аварии, знали их жён, детей.

У одного из этих ребят начался лучевой психоз – он стал крайне активным, испытывал сильнейший эмоциональный и физический подъём, куда-то рвался, звал какую-то Олю. Его было невозможно удержать на месте, и соседи по палате зафиксировали этого парня простынями на кровати. Так как я имела опыт работы с пациентами с расстройствами психики, то ребята позвали меня на помощь: «Люда, что нам делать?». Только я было начала с ним разговаривать, как он рванулся с такой силой, что порвал простыни, оттолкнул меня далеко от своей кровати, и стал нещадно материться. К счастью, в конце концов, он меня всё же узнал (мы были знакомы ещё до аварии), и мне удалось его успокоить.

Вспоминает Бугарь А. А.

Пострадавшие жаловались на слабость, многих рвало. Все они были в сознании, но некоторые — в спутанном. Они не понимали, где находятся, почему оказались в больнице, порывались куда-то идти, что-то делать. Так проявлялся лучевой психоз. Их надо было за руку отводить в палату, помогать лечь на кровать. В нашей МСЧ работал опытный психиатр-невропатолог Валерий Вячеславович Навойчик Он практически всё время находился возле этих людей.
В последующие часы наши пациенты вели себя очень по-разному: кто-то шутил и оживлённо общался с соседями по палате, играл с ними в карты, а кто-то молча лежал, уставившись в потолок, и не хотел ни с кем говорить. Учитывая то, какие огромные дозы облучения получили многие из них, сегодня можно только удивляться, как некоторым удалось выжить. Мне запомнился чёрноволосый, невысокого роста остроносый пожарный. Позже я узнал его на фотографии в одной из газет — это был начальник караула ВПЧ-2 лейтенант Кибенок Виктор Николаевич...


Получив модель, получив направление действия в виде фотографии, я приступил к исполнению задуманного. Из закромов была вытащена коробка с моделью КрАЗ 256 Б от фирмы АВД в масштабе 1/43. Набор имеет отличную стыкуемость, понятную инструкцию. Так что проблем со сборкой не возникло.

Окрашивал модель акриловыми красками фирмы Тамия, предварительно загрунтовав поверхность. Тонировку выполнял при помощи воско-маслянной темперы и карандашей для везеринга от фирмы AK. Брызги наносил кистью при помощи аэрографа. Набирал на кончик кисти густую эмаль и сдувал аэрографом.
Номер 0220 нанёс фломастером от руки. Кривовато вышло, но что поделать. Подходящих номеров в декальных запасах не нашлось. Кузов изнутри натёр графитовой пудрой от карандаша.
Строчил карандаш на крупной наждачке и получившейся крошкой натёр .
В итоге всю модель, кроме внутренней части кузова задул матовым лаком.

С "Раф"-ом пришлось повозится подольше. Для начала я его полностью разобрал и металлические детали закинул в жидкость для чистки труб " Крот". После отслоения краски достал модель. Хорошенько её промыл с мылом. Высушил, обезжирил спиртом и нанёс слой грунтовки. Красил аналогично предыдущей модели.

 

Для подставки использовал фоторамку, кусок пенопласта, шпатлевку и песок для шиншил.


Вырезал пенопласт по размерам рамки, обмазал шпатлевкой при помощи шпателя. Покатал сверху колесиком, что бы нарезать колею. И понадеявшись на сцепные свойства шпатлёвки сверху насыпал песок. Не повторяйте мою ошибку! Используйте клей ПВА. В итоге песок начал обсыпаться, пришлось его закреплять сперва жидким слоем акриловой краски, а затем лаком для волос.
Окрашивал поверхность несколькими оттенками коричневых и песочных акриловых красок фирмы Тамия.

Закончив все под сборки осталось только совместить всё вместе. Для начала приклеил кузов в поднятом состоянии. Так как Рафик оказался достаточно тяжёлым и на графите при помощи клея ПВА и цианокрилата держаться не хотел, пришлось в днище модели и в кузове просверлить отверстие и прикрепить Раф при помощи штифта из проволоки. Вроде получилось. КрАЗ к основанию я прикрепил при помощи проволоки продетой между задними колёсами.

Вот и всё. Приятного просмотра.

    
    
    
    
    

П. С. Фотография, на которую я ориентировался в своей работе, была скриншотом из видео об утилизации заражённой техники. Вот ещё один кадр от туда. Печальный итог.


Само видео есть например здесь, смотреть с 2:54.

https://m.youtube.com/watch?v=xl5wa-cLck0&feature=youtu.be